Воспоминания бабушки записал житель Докшиц
Павел Онищик, когда участвовал в республиканском проекте «Никогда не забудем. Внуки о войне», записал воспоминания Ольги Васильевны Ермолаевой (в девичестве – Таракан), родившейся в мае 1937 года в деревне Милькунь. Когда началась Великая Отечественная война, ей было четыре года, но детская память очень цепкая, что-то запомнила сама, что-то рассказали родные.
«…Я помню войну. Когда впервые мы, дети, услышали это слово, то не понимали, о чем идет речь. А взрослые начинали плакать, и это вызывало у нас страх. В семье моих родителей Василия Фомича и Анны Александровны нас было трое: старший брат Михаил, я и младшая сестра Мария, которая родилась за три месяца до начала войны. Отец сразу ушел на фронт. А через несколько дней в деревне появились немцы. Они были злые, забирали все, что можно было съесть. Если что не так-стреляли. Мама очень боялась за нас, поэтому мы часто прятались с ней на болоте за деревней. Чтобы не потеряться, держались за мамину юбку.
В конце зимы 1942 года домой вернулся отец. Его часть попала в окружение. Многие погибли, попали в плен, а ему удалось выбраться. Но оставаться в деревне было опасно. От знакомых он узнал, что формируется партизанский отряд. Так папа стал бойцом 5 отряда партизанской бригады «Железняк».
А мы по-прежнему при нападениях немцев прятались в болоте. Было мокро и сыро. Чтобы можно было присесть на сухое, мама приспособилась подгибать нам молодые деревца. Когда очень хотелось пить, нажимали на кочки и пили ту воду. Если хотелось есть, то в рот клали все, что росло вокруг, даже лишайники с деревьев. За счастье было найти клюкву. Когда слышали, что немцы идут с собаками, убегали на другой берег Пони. Чтобы дети не вымокли и не заболели, женщины становились в ряд в холодной воде и малышей передавали с рук на руки. Однажды во время такой переправы мой старший брат замедлил, и его схватили немцы. Вместе с другими сельчанами отвезли на станцию Крулевщина, где продержали две недели. Чудом не отправили в Германию: чужой местный старик назвал его своим внуком. Возраст обоих не подходил для отправки в рабство, поэтому их отпустили. Через несколько дней этот дедушка привел брата домой.
Очень жестоко наказывали немцы жителей тех деревень, из которых мужчины воевали в партизанских отрядах. Чтобы не застали их врасплох, сельчане по очереди дежурили на чердаках. Помогали вести наблюдение и дети. Однажды наш сосед дед Мирон заметил, что идут немцы. Стал кричать. Мама схватила нас и бросилась наутек. Тягловой силой у нас была корова, которая всегда, запряженная, паслась у дома. Остановились в деревне Бояры: мама заболела тифом. Как же было страшно! Ежедневно мы плакали: так хлопотали за нее. Чтобы выжить, пришлось зарезать корову. Когда мама оправилась, очень огорчилась потерей кормилицы.
Через какое-то время вернулись домой. Партизаны бригады «Железняк», которые были родом из нашей деревни, иногда посещали свои семьи, но кто-то выдал их. Так в плен к немцам попало 11 человек. После допросов и издевательств их вывели на окраину Милькуни и заставили копать ров. Женщинам и детям приказано было молчать. И мы молчали, стояли и смотрели. Когда ров был готов, партизан расстреляли. Похоронить их разрешили только на следующий день.
Кто-то из предателей рассказал немцам о том, каким образом милькунцам удавалось убежать от облав. Поэтому в следующий раз немцы обложили деревню со всех сторон, даже из болота. Людей согнали на территорию школьного двора, приказали построиться и разделиться на две группы: местные и из других деревень. Все стали шептаться, что наверняка будут жечь. Только не знали кого: или местных за помощь партизанам, или пришлых, скрывающихся здесь. Люди суетились, не зная, какую группу выбрать. Наконец ту группу, где были милькунцы, развернули и погнали через деревню. И вдруг сзади раздались страшные крики — это в здании школы заживо стали жечь оставшихся людей. Тогда в огне погибло более ста человек.
В блокаду снова отсиживались в болоте. Моей младшей сестре шел третий год, но и она понимала, что только тишина может нас спасти. Молчала тихонько, даже когда простудилась, а чтобы немцы не услышали кашель, прятала голову в мох.
Спасая наши нехитрые пожитки, мама закопала их. Но полицаи нашли тайник и забрали все. После освобождения было нечего одеть, обуть. Осталось только самотканое полотенце, в котором мамочка войной носила младшую сестру. Из него она и сшила нам всем троим одинаковые рубашки. Радость от этих «обновок» помню и сегодня.
Отец, вернувшись домой, стал председателем колхоза. Наш дом немцы сожгли, поэтому долгое время жили все в землянке. Но самое главное, что мы остались живы!..»